Частный визит в Париж [= Место смерти изменить нельзя] - Татьяна Гармаш-Роффе

– Я из машины звоню. Я еду к вам, ничего, не поздно?

Ну раз из машины, раз уж едет… Тогда, конечно, не поздно.

Через пятнадцать минут Максим услышал звук раскрывающихся дверей лифта. Реми, необычайно серьезный, вошел в квартиру без лишних приветствий и направился прямо к столу на кухне. Затем вернулся в прихожую, снял куртку, после чего уже устроился за столом окончательно. Максим наблюдал за ним, не приставая с вопросами.

– Это мне? – спросил Реми, указывая на тарелку.

– Да. – Максиму уже есть не хотелось. – И за вами приготовление кофе.

Детектив кивнул с набитым ртом. Максим ждал. Но Реми, казалось, был полностью погружен в свои мысли и в поедание бутерброда. Наконец он встал, еще дожевывая, наполнил кофеварку и повернулся к Максиму.

– Хоть убейте меня, а вот не могу поверить, что это она.

– Неплохо для первой фразы, – кивнул Максим. – И, что хорошо, понятно очень.

Реми посмотрел на него озабоченно.

– Она богата и респектабельна…

– Маргерит?

Реми вздохнул.

– Маргерит… Машина-то – та самая. Насколько позволяют судить мои исследования – она. Все сходится – и грязь, и кровь…

– Это ее машина, на ваш взгляд?

– Не знаю. Придется подождать утра, будем все это выяснять с полицией. Я предполагаю, что это старая машина ее покойного мужа… Посмотрим, что покажет их экспертиза, но хотелось бы мне понять, что происходит! Ну не может быть, чтобы это была Маргерит!

– Почему?

– Она богата, респектабельна…

– Вы это уже говорили.

– …Она неловкая, она несуразная какая-то… Вы вот, например, видите ее в роли убийцы, убийцы расчетливого и при этом с воображением?

– Я ее недостаточно знаю, чтобы судить. Она детективы любит – может, просто начиталась?

– Она их не только любит, она их даже пишет втайне от всех…

– Тем более.

– Проблема в том, что – хоть убейте меня – не идет Маргерит эта роль, не идет! Как платье, которое на нее не налезает. Драгоценности – конечно, мотив хорошенький, и все же этого мало, мало… Для нее, с ее претензиями и с ее ограниченностью, подобное преступление чересчур хитро и чересчур жестоко. И грязно. Завтра, конечно, полиция вплотную займется алиби всей этой компании, и Маргерит в том числе… Кроме того, она вряд ли пользуется этой машиной. Кому бы она ни принадлежала – Маргерит не стала бы водить эту развалину. Только чтобы дверцу открыть – нужно немало сил приложить… Я не представляю Маргерит, развивающую на этой машине достаточную скорость, чтобы вас сбить!

– Но кто тогда мог воспользоваться ее «Пежо»? И, если это не ее машина, почему она стоит в гараже Маргерит?

– Хотел бы я знать.

– У нее есть сын… Помните, Реми, он в Америке учится? Может, он сейчас здесь, во Франции? Может, это его рук дело?

– Не годится, – покачал Реми головой. – Для осуществления этой цепочки – попытка кражи, наезд на вас, убийство Арно, кинжал из коллекции Пьера, машина Арно возле дома Ксавье – для всего этого нужно очень неплохо ориентироваться в семейных делах и вообще на местности. А ее сын, если даже и приехал, никак не сумел бы за короткое время все это организовать!

– Однако вы предположили сегодня, что автором всех этих преступлений мог оказаться графский потомок! Но ведь он тоже не вхож ни в этот круг, ни в семью, ни в дом Пьера! Как он, по-вашему…

– Теоретически некий потомок того или иного пола, живя во Франции и, может быть, в Париже, располагал достаточным временем, чтобы выследить и все разузнать об этих людях – и об Арно Доре, и о Ксавье, и о Пьере Мишле… Но это, конечно, работа та еще! Потому-то я и отложил потомков на завтра, а сегодня решил все-таки покопаться в ближнем кругу…

– Ну, мы все-таки накопали кое-что: «Пежо», – утешил его Максим.

– Но не убийцу.

– А может, все-таки Маргерит? Ведь у нас достаточно оснований, чтобы считать, что действовала женщина.

– Мало у нас оснований на самом деле… – вздохнул Реми. – Ну, явилась к вам некая женщина, за рулем машины была женщина, а в саду вы кого видели? Мужчину!

– Она могла просто одеться в брюки, в конце концов!

– И мужчина мог переодеться в женщину… – возразил Реми.

– Под женщину мог с легкостью Жерар подделаться. У него во внешности есть что-то женственное. Реснички, глазки, кудрявенький такой…

Реми усмехнулся, почувствовав неприязнь Максима.

– Это вы верно заметили, что-то есть. Только машина стоит в гараже у Маргерит. Хотя мотивов у Жерара куда больше, прямо скажем…

– Я вам давно говорил.

– Да помню я, помню, что вы говорили… Только что-то и тут не сходится. Вроде в точку, а ощущение, что мимо.

– Почему же? У него не только мотивов, у него ума и воображения больше. И больного самолюбия. – Максим вспомнил ревнивые взгляды, сопровождавшие каждый Сонин жест. – Он мог переодеться в женщину, он мог от моего имени позвонить Соне, изменив свой обычный голос и добавив акцент, а от имени Сони… Ну, например, мог своего сыночка попросить подыскать ему способных студентов в актерском училище…

Реми смотрел на Максима во все глаза.

– …или даже его самого попросить подделать Сонин голос… Нам ведь ничего не известно о талантах этого мальчика, – продолжал Максим, – а машину Жерар мог попросить под каким-то предлогом у Маргерит, тем более что…

Не закончив фразу, Максим уставился на детектива. Реми медленно поднимался из-за стола. Вид его был странен.

Они на мгновение замерли, глядя друг на друга.

– Он! – обронил Реми, кидаясь в прихожую к своей куртке.

– Боже мой! Боже мой! – догонял его Максим, покрываясь мурашками. – Я… Как же я сразу…

Внезапно он схватил детектива за рукав и, бледнея, выкрикнул:

– Реми! Он сейчас там! У Сони! Это я с ним разговаривал!

Это тот самый голос!

Не сговариваясь они ринулись к телефону.

Сонин телефон не отвечал, и автоответчик был отключен.

Они долго слушали гудки.

Безрезультатно.

…Пьер ушел, а поцелуй все длился и длился, и ей уже хотелось вырваться из его плена, ей хотелось позвать Пьера, чтобы он не уходил; но губы ее были в чужой власти, и она не могла ни вырваться, ни сказать Максиму, что все, достаточно, хватит! Она протестующе пошевелилась, она хотела оттолкнуть Максима, но тело не слушалось, как бывает во сне, и она не сумела сделать ни одного движения. Максим успокаивающим жестом положил свои руки на нее, и она замерла в ожидании. Его руки проникли под ее тонкую рубашку, коснулись сонной, горячей кожи и медленно заскользили… По ее животу… Вверх… Ее маленькие груди утонули в мужских ладонях, и две нежные округлости затрепетали, ожили, как два разбуженных зверька, и заторчали розовыми мордочками сосков, слепо тычась в накрывавшие их ладони… И вдруг их вобрал, поглотил, всосал в себя его горячий рот – хотя Сонины губы все еще были по-прежнему запечатаны его поцелуем, – и ей казалось, что у него несколько ртов, приникших одновременно к ее телу, и несколько пар рук, гладящих, нажимающих, обнимающих, скользящих по ее коже вниз, по гладкому животу, к лону, к темной шелковистой шерстке…